Роспись на ширмах и веерах
Ко второй четверти XVII в. постепенно сформировалась особая ветвь японской культуры, где возрождались утонченные традиции эпохи Хэйан с их культом красоты и изысканности. И Хон'ами Коэцу принадлежала в этом движении ведущая роль. Безусловно, обращение к хэйанской культуре не было лишь личной склонностью Коэцу и его единомышленников. Художественная элита городского сословия, лишенная каких бы то ни было социальных и политических прав, хотела утвердить свою причастность к глубинным слоям национальной истории и культуры. Из обращения к прошлому родилось новое, удивительное искусство, ставшее ярким проявлением национального гения.
Неудивительно, что Сотацу исполнил две росписи на ширмах на сюжет из «Гэндзи моногатари», где главным для него было не воспроизведение конкретных ситуаций, но поиск изобразительных средств для передачи того поэтического подтекста, тех ассоциативных связей, которым принадлежит главное место в тексте романа. Произведение Сотацу было обращено к зрителю, который не просто знал сюжетную канву романа Мурасаки Сикибу, но держал в памяти многочисленные стихотворные вставки, которые играли важнейшую роль в художественной ткани произведения и без которых невозможно было понять его истинный смысл. Сотацу стремился передать метафорическую емкость содержания, найти визуальные формы для воплощения поэтического замысла автора романа. Он решает эту сложнейшую для живописи задачу рядом композиционных приемов, цветовым и ритмическим построением сцен, что и создает особую эмоциональную атмосферу места действия в его произведении (ширмы «У заставы» и «У прибрежных буйков»),
Но и работа в мастерской Таварая не прошла бесследно для творчества Сотацу, найдя в нем непосредственное отражение. Им были исполнены две пары ширм, к панелям которых были прикреплены расписанные различными сценами веера. Они не были связаны тематически, но подобраны по принципу декоративного цветового и линейного соотношения. Такие ширмы стали пользоваться большим успехом и способствовали процветанию мастерской.
Роспись складного веера с необычной по форме поверхностью, по мнению японских ученых, повлияла на композиционное мышление Сотацу, на особую «веерность» в построении его ширм, что наиболее ярко проявилось в таком шедевре, как «Боги ветра и грома». В этом произведении, как ни в одном другом, Сотацу использовал и художественно осмыслил композицию росписи на ширме как на предмете, расположенном в реальном трехмерном пространстве. Поскольку две ширмы расположены под углом друг к другу, фигуры демонов получают дополнительное усиление в своем движении к центру. Встречное движение фигур настолько интенсивно, что «пустое» золотое поле получает заряд невидимой энергии, словно высекающей электрическую искру, своего рода молнию (недаром сами божества связаны со стихией грозы и бури), которая незримым зигзагом ложится на реальный зигзаг стоящих ширм. Художник создает настолько динамичную композицию, что фантастические существа фудзин и Радзин как будто неожиданно врываются в пространство ширм, так что за ее краем остаются части их одежд и атрибутов.